«Нет ничего важнее и главнее человеческой жизни». Руденок – о минском «Динамо», смерти Бондаренко и молчании коллег

Считает, что белорусский народ не созрел, а стал зрелым.

Минское «Динамо» рассталось с пятью футболистами. Кроме Эдгара Олехновича, Марко Павловски, Михи Горопевшека и Кирилла Вергейчика поисками нового места работы занят и Константин Руденок. Год для вратаря не сложился. Гомельчанин так и не смог стать в «Динамо» первым номером, хотя изначально и рассматривался штабом Сергея Гуренко на эту роль.

Руденок дебютировал за «бело-голубых» в кубковых четвертьфиналах против БАТЭ. Однако провел обе встречи не очень уверенно и оказался на банке. А вскоре в «Динамо» пришел Леонид Кучук, который отправил голкипера работать с резервом. Руденок хотел уйти в аренду, но достойных предложений не нашлось и футболист досиживал сезон с молодняком.

Вскоре после окончания контракта Константин рассказал Андрею Масловскому о причинах расставания с «Динамо», высказался о событиях в стране, которые сложились после выборов и ответил людям, которые хейтят футболистов за их молчаливость.

– Ты покинул минское «Динамо». Сбросил груз, тяготивший тебя последний год, или, наоборот, огорчен таким развитием событий?

– Сожалею, конечно. Я всю карьеру шел к тому, чтобы попасть в сильную команду. А тем более в минское «Динамо». Я слышал много разговоров о букве «Д», о динамовском духе и так далее. Но я всегда с небольшой прохладцей к этому относился. Не мог этого никогда понять. И даже переживал. Неужели я такой человек, у которого при расставании с клубами ничего не щемит в груди? Конечно, есть коллектив, есть ребята, но ничего вот как-то не искрило. А тут…

Уже через месяц в «Динамо» почувствовал, что что-то такое внутрь проходит. Стайки, база, имя «Динамо», комната трофеев, где мы постоянно собирались на установки. С каждой новой неделей чувствовал, что это кайф. Это реально ощущается. И сейчас я сожалею, что так все вышло. Я успел пропитаться тем самым динамовским духом. Это не миф.

– Почему у тебя не вышло?

– Стечение обстоятельств. Сборы были долгими, но у меня все было просто чудесно. Говорят, что вратарь в 28 лет только начинает раскрываться. И я это реально ощущал на себе. В Сочи и Турции очень гармонично себя чувствовал и в спортивном, и в психологическом, и в физическом плане. Но приехали со сборов и что-то сломалось. Потерялось чувство эйфории… Может, чрезмерно рано вышел на пик формы. Не знаю.

В Кубке против БАТЭ вышли не самые удачные игры, в чемпионате результата не было. А потом и смена главного тренера случилась. Вскоре Леонид Кучук сказал, что на меня не рассчитывает, так как привез своего вратаря.

– У вас был откровенный разговор?

– Да. Беседовали один на один. После какого-то тура Леонид Станиславович пригласил к себе и сказал, что принял решение отправить меня в дубль. Сказал: «Я так вижу. Это жизнь. Не грусти». И мне ничего не оставалось делать.

– Варианта с арендой не было?

– Разговаривали об этом, но подходящих вариантов не было. Да, практически ничего и не было. Во вратаре никто особо не нуждался. В итоге работал с молодыми. Чем мог помогал. Чемпионами стали. Может, и помог кому-то.

– В дубль опускаться было тяжело?

– Конечно. Когда ты всю жизнь идешь к чему-то, а там сходу не получается немного и тебя просят через два месяца, тяжело. Но значит так надо. В жизни нужны испытания, чтобы их преодолевать. Чего раскисать?!

Поработал в дубле и нисколько об этом не жалею. Зато познакомился с такими замечательными людьми и тренерами, которых не знал. Реально! В «Динамо» вообще работал с прекрасными тренерами вратарей. В основе – с Денисом Григорьевичем Паречиным. Огромное спасибо ему и Сергею Гуренко за то, что дали шанс оказаться в такой команде. А в дубле – с Александром Мартешкиным. Мы с ним отлично ладили. Я точно остался доволен сотрудничеством :). Тренер он хороший. Да и как о человеке не слышал ни одного плохого слова.

Хочу абсолютно всем сказать большое спасибо за то, что работали со мной. Когда прощались, было видно, что все искренне и честно.

– Почему у Гуренко не вышло в «Динамо»?

– Времени не хватило. Только времени. У Гуренко была абсолютно новая команда, с новым форматом – без больших имен. И я уверен, что у нас получилось бы многое. Просто не хватило времени. Мы еще на сборах это обсуждали. Нужно было потерпеть и все бы получилось, но это минское «Динамо».

– Мне показалось, что команду прилично прибил результат четвертьфиналов с БАТЭ. По игре ничего не предвещало такого плохого старта.

– Не предвещало, но случилось. С «Рухом» хорошо играли, не должны были проигрывать, но это случилось. Со «Слуцком» не забили свои моменты, а потом пропустили. Не хватало самообладания, спокойствия. Команда-то молодая. Некоторые матчи на характере не вытянули. Где-то недоработали в ментальном плане. Когда начало чемпионата, есть нюансы. Чтобы победить надо и кровь пролить на поле. Но тогда команда еще не совсем сформировалась.

– У тебя есть варианты продолжения карьеры?

– Пока никаких вариантов нет. Провожу время дома с семьей. Помогаю жене с воспитанием детей. Их двое – это тоже труд. Моим трудоустройством занимаются люди. Мы периодически созваниваемся. Признаюсь, я как-то сильно об этом не думаю. Раньше подобные периоды переживал, как на иголках. А сейчас спокоен. В жизни все складывается так, как и должно быть. Уверенности в себе мне хватает. Понятно, что что-то в итоге может не получится так, как хочу. Но сил, умения и уверенности, чтобы реализовать себя у меня хватит. Рано или поздно я это сделаю.

* * *

– 16 ноября мы встретились с тобой на площади Перемен во время минуты молчания по Роману Бондаренко. Почему ты туда пришел?

– Что может быть дороже человеческой жизни? Я даже не знаю, как это можно обсуждать. Меня туда привела солидарность, поддержка и духовная близость с людьми, которые ощутили такую потерю.

– Помнишь эмоции, когда узнал, что Роман умер?

– Максимально возможное опустошение и невозможность осознать, принять и понять, как такое может происходить. Первая реакция: закрыться и замкнуться. Но у меня есть жизненная установка – никогда нельзя поддаваться первым эмоциям. Нужно попытаться осмыслить произошедшее. Были мысли каким-то образом оказать духовную, моральную, словесную поддержку людям, которых, коснулась такая беда. Это единственное, что я мог сделать в этой ситуации.

– В Минске ты жил в Новой Боровой. Тоже очень активный район.

– Да, там живут искренние и сильные люди. И это видно не потому, что там часто проходили и проходят собрания, песни и пляски на площади. Это чувствовалось и до выборов.

Мне там очень понравилось. Такие прекрасные люди. У нас вообще народище, о чудесности которого можно трактаты писать! Люди потрясающие. И это подтвердили тяжелые времена: выборы, проблемы с водой, отоплением. Такой взаимопомощи и взаимовыручки я не видел раньше. И даже не слышал о таком. А тут не только видел, но и сам участвовал.

– Насколько было сложно без отопления и воды?

– Мне повезло. В «Динамо» дали выходные и я уезжал в Гомель решать вопросы с университетом. Вернулся, когда вся движуха уже заканчивалась.

– Дворовые мероприятия проходят часто?

– В теплое время частенько вечерами покупал кофе в кафе и приходил на площадь. Там всегда были люди. Всегда было много детей. Всегда было весело и дружно. Все отдыхали, пили чай, кофе, танцевали, пели песни, играли.

Был этому очень удивлен. Просто на постсоветском пространстве есть закрытость от соседей. Из пяти своих соседей ты можешь не знать, как зовут четверых. Здесь же наоборот: все друг друга знают, все общаются.

– Ты был очень активен этой осенью по части акций?

– Ну, как активен… У меня есть семья, двое детей. Конечно, я за всем слежу, анализирую, в чем-то принимаю участие, но я не супер активен. На это есть причины.

– Следил за выборами?

– Как и все. Не сказать, чтобы сильно углублялся. Хотя подсознательно, еще недели за две [до голосования], такую картину после них себе представлял. Так что ничего меня не удивило.

– Ты про разгон людей вечером 9-11 августа?

– Про все. Начиная от предвыборной кампании, заканчивая сегодняшним днем. Для меня никакого удивления не было и нет. Все было абсолютно ожидаемо. Понятно, что некоторые вещи удивляли. Но если смотреть в целом, то нет.

– Меня, например, удивил масштаб.

– Масштаб, конечно, впечатлял местами. Думаю, некоторых людей и по сей день впечатляет. Понятно, что если копаться в частностях, можно много удивительных вещей найти. Но если смотреть абстрактно, на ситуацию в целом, то я такое себе и представлял.

– Ты голосовал?

– Конечно. Всегда считал это своей обязанностью. И всегда ходил на выборы. Тем более сейчас, в такой важный для страны момент.

– И как тебе итоги?

– Не удивительны. Я про общие итоги, а не про конкретные цифры.

– Выборы и последующие события обсуждались в команде?

– Я тогда уже был в дубль переведен и что происходило в первой команде, честно говоря, не знаю. А молодежь ничего такого сильно политического не обсуждала.

– Была установка от руководства клуба о том, как себя вести?

– Ничего такого не слышал. Лично мне никаких установок не давали. И на командных собраниях никто ничего не говорил. Но, может быть, я чего-то не знаю.

– Ты служил в спецназе…

– Ну не совсем в спецназе. Мое подразделение относилось к ССО – силам специальных операций. Проходил срочную службу в механизированной бригаде роты глубинной разведки.

– Тем не менее, как оцениваешь действия силовиков?

– Я не могу их комментировать. Мою службу с этим соотнести вообще невозможно. Я проходил срочную службу. А это покраска всяких не совсем нужных вещей, переноска чего-то, но никак ни боевые задачи.

Конечно, я анализировал произошедшее и пытался это осмыслить как обычный человек, гражданин, но с армией это никак не ассоциировалось.

– И никто из сослуживцев на контракте не остался?

– Не знаю. У меня есть знакомые, которые служили в минском спецназе. Они высказывали свою позицию. Кто-то негативно на все реагировал, кто-то говорил о том, что [они] люди подневольные: служба, долг. Слышал разные мнения.

Когда началась волна с выбрасыванием формы, мы увиделись с некоторыми ребятами и обсудили.

– Твоя форма дома?

– У меня много племянников. Помню, кто-то ее забирал, носил. Я вообще к таким вещам спокойно отношусь.

– Не возникло желание выбросить китель в мусорный бак?

– Я даже не вспомнил о нем. Знаешь, в ту пору было много других вещей, которые можно было делать, чем судорожно искать свой китель и выбрасывать его в мусорку. Нужно было помогать людям, которые страдают. Кто-то считает, что надо было выбрасывать. Окей. Я так не считал. И чем мог, помогал людям.

– Чем?

– Не очень люблю об этом говорить. Когда ты кому-то помогаешь, не стоит об этом говорить публично. Я это делал для людей, которые страдают, для себя самого, а не для того, чтобы об этом где-то рассказывать. Не думаю, что это важно [об этом говорить]. Важна поддержка людей. Зачем об этом трепаться? Чтобы потом у тебя взяли интервью и ты рассказал, какой ты герой? Мне это не нравится. У меня нет такой цели.

– Кто должен отвечать за насилие?

– Честно, такие вещи не хотелось бы обсуждать. Я уже сказал, что нет ничего важнее и главнее человеческой жизни. Читал интервью, слышал формулировки о том, что умирали алкоголики, рецидивисты, плохие люди. Но это не говорит о том, что человек не должен жить. Если человек плохой, есть другие меры, которые его должны исправить. Но человеческая жизнь…

И если в этом есть виновные люди, то они должны за это отвечать. И на это есть следственные органы (я надеюсь, что они есть), которые должны в этом разбираться.

– Но пока они не разбираются.

– Это не ко мне вопрос. Есть люди, которые должны разбираться. Есть люди, которые должны спрашивать, почему никто не разбирается. И над этими людьми, наверное, есть еще люди, которые должны спросить: «А почему вы не спрашиваете, когда там никто не разбирается?». За любое преступление кто-то должен ответить.

Нет никаких оправданий тому, что гибнут люди. Это просто трагедия и катастрофа. Часто сравнивают наши события с происшествиями в других странах, где было гораздо больше погибших. Но даже если погиб один! Возьми свою жизнь. У тебя перед глазами целый мир. И ты в одночасье этого всего лишаешься. Что мы вообще обсуждаем: один, два, три или десять?!

* * *

– По сети давно «гуляет» письмо SOS.BY за честные выборы и против насилия. Футболисты его почти не подписывают. Да и вообще не очень активно высказывают свою гражданскую позицию. За это болельщики и спортсмены из SOS.BY очень негативно относятся к ним. Называют трусами, бесхребетными. Тебя это сильно задевает?

– Я очень плохо отношусь к подобным выражениям. Они некорректны. Я знаю очень много футболистов, которые, возможно, переживают намного больше, чем те люди, которые высказываются. И они искренне переживают, но есть границы страха. И они у каждого свои. Я знаю людей, которые всю свою карьеру пахали, чтобы попасть в солидные команды, ни у кого ничего не просили. И сейчас они добились этого. И они прекрасно понимают, что не дай бог малейший шум – все на этом заканчивается.

Ты высказываешься. Ты это делаешь для себя, для своего народа. Но зачем клеймишь всех, кто не говорит, чего-то боясь? Страх – нормальное чувство, которое есть у каждого человека. Просто рамки страха разные. Иногда об игроках говорят, что они ##### [нехорошие люди], раз молчат. Но там много замечательных людей, которые не высказываются по различному ряду причин. Человек может стать героем и без высказываний. И потом, когда все об этом узнают, тебе, и всем другим, кто его хейтил, клеймил и негативно отзывался, станет стыдно.

Я понимаю, что есть понятие совести, солидарности и поддержки. Но у каждого человека есть свое мнение и своя позиция. И если он о чем-то не высказывается, это не значит, что он трус и не поддерживает народ, который сражается. Я знаю многих людей, которых разрывает от всего этого изнутри, но они молчат. Потому что есть определенные нюансы.

Люди, которые активны, которые искренни, я ими восхищаюсь. Замечательно, что такие люди есть в нашей стране и у нашего народа. Они могут говорить. Ну так и продолжай заниматься этим. Зачем тебе человек, который чего-то испугался и не такой активный? Что здесь такого? Неужели никто не боялся никогда? Да всем страшно! Мне иногда дочь от страха звонит: «Папа, а ты уже возле дома? Мне дверь открывать?» Она своим детским мировоззрением понимает, что ситуация такая, что папа может не прийти домой. Она слышит разговоры, многое понимает и с тревогой в голосе спрашивает… Такой у нее внутренний страх. И я не хочу, чтобы она однажды позвонила, а мой телефон был недоступен. Поэтому себя от чего-то ограждаю. Это мое право. Это моя семья. Я в ответе за нее, за физическое и психическое здоровье своих детей.

Люди, которые бросают все – Герои этого времени, этой страны и этого народа. И замечательно, что такие люди есть. Но не надо клеймить всех подряд. Просто, к сожалению, наша жизнь была выстроена так, что все хоть на маленьком, но на крючке. Понимаешь, о чем я. Малосемейки и так далее. И это играет важную роль. Человеку говорят: «Ради Бога, высказывайся. Никто тебя не тронет. Выселяйся и высказывайся». И я понимаю человека, который не высказывается. Он приносит домой небольшую зарплату, с которой кормятся дети и жена. И он молчит. Это система. К сожалению, мы дожили до такого, что не можем этим пожертвовать. И я это не о футболистах сейчас, а обо всех.

Многие говорят в интервью, что наш народ созрел для больших свершений. А я, глядя на это, считаю, что наш народ не созрел, а стал зрелым! Нам бы пережить этот год, набраться сил, верить в лучшее и работать. Ну и быть людьми. Это самое главное.

Фото: dinamo-minsk.by